2023 год для еженедельника «ШАНС» юбилейный. В середине марта изданию исполнилось 30 лет. По этому поводу мы решили, что называется, «вспомнить все». Еженедельно представляем вашему вниманию статьи, которые наши журналисты писали в 90-х, «нулевых» и «десятых».
22 сентября на первой сессии VIII созыва ВС РХ произошло (не побоимся этого словосочетания) историческое событие – главой парламента Хакасии был избран Сергей Сокол («Единая Россия»). Перед голосованием бессменный с 1992 года председатель Верховного Совета Владимир Штыгашев снял свою кандидатуру.
– Я бы хотел пожелать вам успехов. А в отношении себя – я свою кандидатуру снимаю, ради бога, не надо... Попробуйте повторить мой 33-летний подвиг. Дай бог каждому! – сказал он.
Позже в интервью журналистам Владимир Николаевич заявил:
– (…) Эта работа хорошей не будет, не думайте. Сами попробуйте, 33 года поработайте председателем. Это всех надо было учить, воспитывать (…).
Стоит отметить, что аксакал хакасской политики полностью не ушел из парламента. Сейчас он представляет партию КПРФ.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ШТЫГАШЕВ
Накануне 2006 года журналист «ШАНСа» Алексей Кириченко почти семь часов записывал интервью с Владимиром Штыгашевым. В результате случился разговор, которому, не исключено, вовсе было и не место на газетных страницах. Опубликовали его тогда не полностью. Алексей Иванович до сих пор считает, что в этом интервью Владимир Николаевич, пожалуй, впервые предстал таким, какой есть на самом деле, а не в привычной всем маске дипломатичного и, как называют его за глаза, хитрого старого лиса.
Публикуем с сокращениями наиболее интересные моменты, касающиеся не только истории России, но и Хакасии. Эти цитаты, как мы считаем, позволяют понять, какой он Владимир Штыгашев.
– Вы не видите дерзких задач (…)?
– Вообще, из всех политических деятелей за последние сто лет в нашей стране, начиная с Ленина, никто, кроме Сталина, не умел ставить по-настоящему дерзкие задачи. Почему это получалось у Сталина? И, вообще, почему его понимал и принимал народ? Я ведь застал то время и знаю, что так и было. Потому что он был священнослужителем. С отличием окончил церковную школу, поступил в духовную семинарию, писал прекрасные стихи, баловался литературой. Это видно по его логике ведения бесед, докладам, формулируемым задачам. Это был проповедник. Возьмем любую его речь. А его знаменитое обращение к советскому народу после начала войны: «братья и сестры», ведь ни один из вождей до этого не додумался! А он в корень, в глубину народной души смотрел. Священнослужители всегда знали, как тронуть душу.
Главное, что удивительно, в отличие от многих других вождей, Сталин свои речи писал сам. И, кстати, Русская православная церковь Сталина чтит. Чтит со страшной силой.
– Но ведь в те годы были репрессии и в отношении Русской православной церкви?
– Ни одного пятна по репрессиям в отношении церкви на Сталине нет.
– Вплоть до войны церкви закрывали, взрывали, в лучшем случае открывали в них клубы...
– Нет. Самое удивительное, все циркуляры о борьбе с церковью подписаны или Лениным, или Свердловым, или другими партийными деятелями. Сталин – не подписывал.
Храм Христа Спасителя снесли, когда секретарем Московского горкома партии был Лазарь Каганович. И Сталин тогда предложил чуть ли не исключить его из партии.
В то время Сталин еще не имел той силы, какую ему приписывают. Реальной мощью он стал обладать в конце 30-х годов, тогда у него была уже непререкаемая власть. А в конце 20-х – начале 30-х годов еще шла борьба за власть, и еще неизвестно было, кто кого победит (…).
– Но вы же не станете отрицать сам факт репрессий?
– В органах госбезопасности я работал с 1958 по 1962 год. Захватил еще тех стариков, которые трудились в то время. Внимательно слушал, что они рассказывали. Да, были списки расстрельные. Но почему один Сталин? С таким же успехом можно все Политбюро в ряд поставить. Они все подписывались под этими расстрельными списками.
Кто утверждал расстрельные списки? Хрущев 12 тысяч человек подписал к расстрелу. Это тот Хрущев, который потом больше всех орал про культ личности.
Молотов тысяч семь-восемь утвердил. Каганович подписывал. И Сталин тоже писал красным карандашом «согласен». В целом члены Политбюро утвердили порядка 60-70, а, может, 100 тысяч смертных приговоров – я сейчас детали не помню, но изучая архивы, все это видел. Многих можно называть, в том числе и самого Владимира Ильича Ленина – он первый был. Но, опять же, надо понимать, тогда шла Гражданская война (…).
– Когда страх захлестывает страну, ею легче управлять. С этим страхом попытался покончить Горбачев. И в августе 1991 года люди показали, что перестали бояться.
– Что произошло в 1991 году? Никакой революции не было. Люди вышли на улицу не за идею. Они вышли как общество потребителей. Большинство на что купилось? Горбачев шесть лет уже кричал, что будем жить лучше: это вот сейчас перестроим, это вот сделаем. А народ уже превратился в общество потребителей и просто ждал. Люди хотели жить лучше. Но получалось все наоборот. Для взрыва достаточно было одной спички. А какой? Не стало вообще товаров в магазинах. Не знаю, помните ли вы, но ведь у нас в магазинах все лежало. Пустыми полки стали в 1988 году. Но почему – все было и вдруг не стало? Если мы ответим на этот вопрос, то поймем многое из того, что произошло потом.
– Однако насколько я помню, мясо, колбасы тогда все же были в разряде дефицитных товаров.
– Да, действительно, в свободной продаже мясопродуктов, колбас в эти годы уже как бы не было, но только в системе общественного питания мы потребляли тогда мяса в два раза больше, чем сегодня вся Хакасия, это, включая ту колбасу, которая сейчас лежит на рынке. Ведь тогда я на камвольный комбинат пришел на работу – поел. Бифштекс, ромштекс – все я ел там. На Вагонмаш пришел – я ем, в институт – ем, в больницу – ем. Меня кормят почти бесплатно. Но психология-то была, чтобы мясо было не в столовой, а у меня в холодильнике, причем много и дешево.
Кстати, продукты тогда были дешевыми. Государство дотировало колхозы и совхозы. Допустим, себестоимость килограмма мяса была пять рублей, а продавали его за два. Сейчас все дороже, но зато все лежит!
Уже после событий 91-го года я как-то столкнулся в Думе с Николаем Рыжковым (бывший председатель Совета Министров СССР – прим. ред.), разговорились. Он тогда возглавлял группу «Народовластие». Помню, жаловался, что плачущим большевиком его здесь называют. Я ему и сказал, что вообще-то правильно называют. Ведь предлагали же тогда, в 90-м году, повысить цены на хлеб на 15% и на мясопродукты – на 20%. И сразу в стране было бы полное изобилие. А ты, говорю, струсил Николай Иванович, испугался повысить цены на эти ничтожные проценты. Но уже через два года Егор Тимурович (Гайдар – в начале 1990-х – премьер российского правительства – прим. ред.) в тысячи раз поднял цены – и все довольны. Все есть, все хорошо.
Но, главное, мы же ничего не произвели. Мы до сих пор паразитируем на запасах Советского Союза. Народ ведь в неведении. Я не знаю, доступны ли сейчас эти цифры, но на 1 января 1992 года в СССР были запасы на 2,5 года. То есть на протяжении этого времени, даже если бы страна вообще не работала ни одного дня, мы могли бы всех ее граждан поить, кормить, обувать и одевать. Это был стратегический запас на случай войны (…).
Понимаете, никто ведь не возражал против рынка. Просто пошла борьба идеологий, разделение на наших – не наших, демократов и коммунистов, потом ввязали народ в это общее дерьмо. Ведь нам можно было не делать никаких революций. Без них мы бы в два раза дальше к рынку продвинулись, чем сейчас. И народ бы не испытывал того, что он испытал за эти последние 15 лет (с 1991 по 2006 гг. – прим. ред.).
Почему я вспомнил Сталина? В годы репрессий было расстреляно, по разным оценкам, 780 или 880 тысяч людей. Сейчас мы по миллиону в год теряем! Не от хорошей жизни, а просто теряем. Гибнут на дорогах, в пьяной драке, в бандитских разборках, в огне и так далее.
...
– В восьмидесятых годах министром цветной металлургии был Петр Фадеевич Ломако. Министром он стал еще при Сталине, в 1939 году. В 1986 году ему было 82 года, а он все еще на посту, кстати, занесен за это в Книгу рекордов Гиннесса. После пуска первой очереди алюминиевого завода мы сидели как раз в этом кабинете. Первый секретарь обкома был, первый заместитель министра энергетики СССР, представитель Госплана СССР. А Ломако возьми да скажи: «Ну, что, Владимир, даешь вторую очередь алюминиевого завода?» Я в ответ: «Петр Фадеевич, если вы примете это решение, я (...).*
*Продолжить данную цитату мы не можем в соответствии со ст. 15 ФЗ «Об информации».
– Неужели все так серьезно было?
– Да. Сейчас (2006 год – прим. ред.) у нас построено восемь электролизных корпусов. А вообще, их должно было быть 12. И это все было согласовано, запроектировано, запланировано. Но хотели еще 12 корпусов, километрах в 12-15 от нынешнего завода, в сторону Беи построить. Я прямо сказал: неужели мы хотим загадить здесь всю территорию. А как люди вообще жить будут? Мы что, преступники? Подняли шум. После этого меня и сослали в край на вышестоящую должность.
– Так, значит, ваша работа в Красноярске – это ссылка была?
– Конечно! А еще тогда же, во время все того же совещания, замминистра энергетики СССР предложил нам Абазинскую ГЭС построить. Пойти на это – означало сделать для 300-тысячного населения мертвой воду, которая бы пошла из Абазинского водохранилища в Абакан.
– В каком смысле мертвой?
– Это же застойная, потому и мертвая вода. Вы думаете, в Енисее чистая вода? Я летом-то в ней купаться боюсь. В любом случае это не та вода. Почему проходная рыба: хариус, ленок, таймень, стерлядь или осетры в нем перестали водиться? Потому что застойная, мертвая вода. А взамен-то всего и предлагалось 750 мегаватт дополнительной мощности.
Алексей КИРИЧЕНКО (интервью было опубликовано в №2 (763) 12-18 января 2006 г.
